*Дематилломания - расстройство, носящее обсессивно-компульсиный характер. Заключается в навязчивом желании раздирать, царапать, щипать и давить свою кожу вплоть до появления повреждений.
=======================================================================================
Нервно чешешь, скребешь вены на руках, кусаешь губы. не знаешь, куда себя деть. То ли скука, то ли нервный срыв.
На глаза попадается зеркало. В нем ты. Твое лицо, твои плечи, твоя грудь. Хмуришься. Ну и страшила же. Вон, сколько неровностей на коже некрасивых. И мелкие раздражающие прыщики. И покраснения.
Касаешься пальцами кожи, чешешь определенный участок, сдирая засохшие шелушинки. Какая же гадость.
Чешешь сильнее, надавливаешь на кожу так, что появляются красные пятна, напоминающие синяки.
Еще.
И еще.
И еще.
И ещеещещещещещеще.
Уже не понимаешь, сколько времени провела у зеркала. Кожа болит и ноет от прикосновения. Даже легкого. На ней расцветают маленькие кровящие язвочки. На лице. На плечах. На груди. Везде, куда смогли дотянуться руки, где смогли пройтись ногти.
Мотаешь головой. Нет, ты нормальная, просто сорвалась.
И идешь срезать под корень ногти.
Дурацкое зеркало. Все оно виновато.
Но это не так.
На парах пальцы почему-то в крови. Подцепила ногтями корочку на заживающей язве и снова заново.
Мерзко.
И все еще страшно.
С каждым днем кожа болит все сильней. Ненависть к себе подступает плотней. При взгляде в зеркало чувствуешь вину за себя, свое лицо, руки, которые это сделали.
Начинаешь обгрызать ногти до мяса. Не помогает.
Язвочки расцветают на животе, спине и ногах. Под волосами тоже можешь нащупать кровавые ранки.
Люди смеются. Люди спрашивают, зачем ты это делаешь, будто ты знаешь. Люди говорят прекратить, как будто ты можешь. Для них это просто, как дважды два. Для тебя это сложно, страшно и больно.
Ты нервничаешь, поэтому расцарапываешь лицо. Ты расцарапываешь лицо, поэтому нервничаешь. Гребаный замкнутый круг. Не хуже алкоголизма.
Привычка делать себе больно становится зависимостью. Наступает смирение. И просто продолжаешь себя калечишь, даже не пытаясь что-то исправить.
Крови на ватных дисках становится все больше. И все чаще. Протираешь лицо и плечи спиртом, а самой блевать хочется от омерзения к себе.
А люди все говорят, и говорят, и говорят. Затыкаешь уши. Почему нельзя просто заткнуться? Ведь все и так прекрасно известно, видно к зеркало, в сочувствующих взглядах и уже привычных вздохах "опять расцарапала себе лицо".
Ха, лицо! Все тело превращается в одну кровящую язву, словно ты прокаженный какой-то. Смеешься, что скоро окружающие начнут думать, что у тебя кожное заболевание, а не просто дурная привычка.
Смеешься. Но это не привычка.
Не проходит и дня, часа, чтобы не расцарапать себе что-нибудь. Нарочно ищешь часами изъяны, которые превращаешь в ранки и синяки.
Смеешься.
А потом в отчаяние воешь. Это нельзя остановить. Это страшно. Это мерзко.
Получаешь тычки от самых близких.
"Ты уродина".
"Что ты с собой сделала?"
"Ты отвратительна, прекрати царапать лицо".
Кричишь. Ругаешься. Плачешь. И снова идешь к зеркалу.
Уже ненавидишь его и себя, но ближе никого, кажется, не осталось. Это становится даже забавно.
Понимаешь, что уже больна. Что надо что-то делать, пока это не перешло еще какие-нибудь границы дозволенного, но все откладываешь на потом. Себя откладываешь на потом.
Это уже Стокгольмский синдром. Ты стараешься полюбить свою болезнь. Но только множишь ненависть к себе. Ты стараешься уменьшить ее влияние. Но только множишь чувство вины за себя.
И тебе становится страшно. С каждым днем все страшнее.
Но ты все равно остаешься наедине с собой и зеркалом.
И все начинается заново.
Страшно. Больно. Мерзко.
И это вросло в тебя до самого основания.
=====================================================================================


@темы: исповедь.

не то, что бы сегодня был подходящий день для глубокого и печального кино. скорей уж наоборот: хотелось чего-то светлого, доброго, расслабляющего. Но вместо этого я включила "Учитель на замену". просто так вышло. *прям девиз всей моей жизни*

"Все, о чем я думаю, я выражаю в словах. Я честен сам с собой. Я — молод. Я — стар. Меня покупали и продавали столько раз. Я набил мозоли. Меня больше нет — я такой же, как вы".



это не взрыв, не вспышка боли. это медленный поворот ключа, который с каждым градусом меняет что-то в сознании.
даже если ты никогда не оказывался в ситуации Генри, главного героя фильма, она все равно будет казаться очень_знакомой.
учитель, который вынужден работать с неблагополучными детьми, думающие о разврате и насилии, думающие о своей собственной смерти. учитель, который ничего_не_значит, потому что всего лишь заменяет постоянного.
но за его попытки вытягивать детей из этой боли, когда он сам опустошен и сломлен, я безумно прониклась образом Генри.



боль, которую испытываешь при просмотре, можно сравнить с лавиной, вызванной легким вскриком мельтешащих кадров. она не разрывает тебя изнутри, а сбивает с ног и накрывает с головой, не оставляя шанса успеть сделать вдох. и когда кажется, что закопать больше уже нельзя, идет второй сход. третий. четвертый. пока ты сам не становишься частью лавины.



"Мы обязаны вести детей, чтобы они не оставались на обочине, чтобы они не становились ненужными".

персонажи - учителя и дети. добро и ненависть. и казалось бы, что все показано однозначно: учителя пытаются что-то донести неблагополучным детям, которым плевать на окружающий мир вообще и на себя в частности.
но за каждым персонажем, даже эпизодичным, стоит только прикоснуться к нему, возникает смеющаяся тень трагедии. но зритель никогда не сможет понять, почему Генри плачет в автобусах, куда делись родители девочки-беспризорницы, почему мать Генри прятала его от деда, кому принадлежало письмо о самоубийстве. потому что для этого нужно вскрыть грудную клетку людям, которые существуют только в сценарии.

но невзирая на всю мрачность, лавину боли, фильм оставляет какую-то глупую веру, что все будет хорошо.
когда-нибудь все будет хорошо.



@темы: кино.

Раскаленный железный обруч стискивает виски, вдавливается все сильней в черепную коробку, не оставляя пространства для мыслей. Время сжимается в пульсирующую точку.
Не забываю смеяться.
Наушники прижимаю сильней, чтобы музыка через барабанные перепонки вонзалась прямо в мозг. Сильней. Сильней. Боль пульсирует в такт мелодии. Улыбка истощена до хореи. Руки дрожат, как безумные.
Музыка на повторе вводит в состояние транса. Мигрень превращает его в наркотический, когда не мысли и сознание, а дикий психоделический трип.
Потанцуем?
Здесь тёмно и никого нет. Мигающие огоньки ломают остатки психики. И не остаётся ничего. Темнота внутри и снаружи. Босые ноги почти не чувствуют холодного пола. Движения то плавные, тихие, то ломанные, больные. Медленно, быстро. Воздуха не хватает. Задыхаясь, повторяю слова песни, кружась в своём странном танце. Губы шевелятся беззвучно, но лишь потому, что все не выкричать никакими словами и звуками. Мне хочется, чтобы голосовые связки рвались, лёгкие горели от недостатка кислорода.
Но это просто танец. Некрасивый и неуклюжий. Но зато искренний.
В этой комнате не существует ничего, кроме музыки, цветных огоньков и боли. И все это замкнулось в моём изъеденном мигренью мозге.
Пульсация усиливается.
Танец до боли в ногах, головокружения. Обруч все сильней стискивает голову. Ещё чуть-чуть, и она лопнет, как переспевший арбуз. Но все это находится где-то за пределами моего трипа. Пространства становится так мало, словно бы Вселенная разом решила сжаться. Невидимый изувер вонзает в мой череп острые спицы. Одну за одной. От каждого движения чувство такое, будто битое стекло в голове перекатывается, вонзается в глаза, мозг. Дрожь от рук переходит ко всему телу. То ли от холода, то ли от отсутствия сил.
Мигрень доводит до состояния странного припадка, когда от боли хочется не выть, а смеяться. Должно быть, это выглядит странно. Я, танцующая под музыку из своих наушников, с ломанными, почти наркотическими движениями, шепчущая обветренными губами неслышимые слова, улыбающаяся своей головной боли. И это, возможно, было бы важно, если бы в этом мире существовало хоть что-то, кроме музыки, мигрени и мигающих огоньков.
Это боль, возведённая в абсолют, доведённая до состояния искусства. Это мой личный психоделический трип. Мой совершенный, накрывающий волной и сбивающий с ног катарсис.
Когда силы иссякают, я готова просто рухнуть на пол. Головная боль обрастает другими чувствами: дрожь от холода, усталость, огонь в лёгких. Сквозь музыку в мозг просачиваются другие звуки. Кроме цветных огоньков в комнате появляются остальные предметы. И я снова начинаю существовать.
Смешно, но мне хочется поблагодарить мигрень за прекрасный танец.

@темы: исповедь.

- Любовь можно считать квазирелигией нашего времени. Она даже во строению своему похожа на самую настоящую религию. У тебя есть единый бог - человек, которого любишь. Говорить о том, что люди любят отдельные личности, которые нельзя приравнивать друг к другу не стоит. Это лишь отдаленно так. Потому что Бог в религии тоже для каждого - свой, пусть и объединенный одним именем. В любви же он просто носит множество имён и личин. Но суть остаётся той же. Человек отдаёт этому новонареченному богу всего себя, слагает ему молитвы, если умеет, или же берет чужие. Иконы заменяют фотографии. И человек готов с пеной у рта доказывать, что его бог самый милосердный, правильный и прощающий. А доказать обратное почти невозможно. Люди добровольно возлагают себя на алтарь к этом богу и сами же вонзают в себя нож, принося в жертву. Верующие. Фанатики. Да у любви даже свои атеисты есть, убежденные в ее несуществовании.
- Ну, допустим убедительное сравнение. Пускай любовь будет новой квазирелигией. Но какая разница? Почему тебя это вообще волнует?
- Просто это... забавно. Мне нравится наблюдать за людьми, обществом. Ты только посмотри, как все выходит, если отбросить всякую мишуру. Люди больше не представляют себя без любви. Все их метания сводятся к одному - найти себе бога. И если ты с этим не справляешься или же, что ещё хуже, осознанно отказываешь, тебя просто сжирают. И это превращается в своеобразный вирус. Любовный менингит. Даже если ты не хотел, в твой мозг все равно проникает мысль, что тебе необходимо любить и быть любимым. Тебе кажется, что с тобой что-то не так, если ты к этому не стремишься. И в процессе бесконечной рефлексии под бомбардировкой социальных норм приходишь к выводу, что тебе необходим этот бог. И уже не важно, какой. Лишь бы был, лишь бы свой. Потом начинаются убеждения всех вокруг и себя самого, что все у тебя в порядке и просто замечательно. Даже если это не так. Потому что мы живём в очень религиозном обществе, пусть и процент атеистов растёт. Общество не в состоянии функционировать без религиозной поддержки. А что именно будет выступать в этой роли - дело уже вторичное. И если ты не вписываешься, или течение твоей религии хоть немного отличается, тебя заклюют. И, если уж быть честным, такое поклонение любви меня даже немного пугает. Ну то есть, понимаешь, тебе не оставляют шанса быть кем-то другим. Только бог или верующий. Верующий или бог. Саморазвитие, как религия, вытоптано уже давно. Карьера близка по значимости, но без неё люди все же могут себя представить. А быть одному - постыдно. Чувствуешь себя ущербным, неправильным, неполноценным. И в итоге весь внутренний человеческий мирок сводится в одну точку: "Любите меня, пожалуйста". И это вместо того, чтобы расширяться до колоссальных размеров. Но и это ещё полбеды.
- О, и в чем же ты находишь ещё проблему, мой убежденный социопат-мизантроп? Знаешь, мне кажется, что не тебе судить о любви. Тем более других людей. Пусть чувствуют и делают, что хотят. Это их и только их дело. А про навязывание любви... Мне кажется, ты преувеличиваешь.
- Да нет, в том-то и проблема, что в моих словах нет гиперболизации. А проблему я нахожу в том, что пусть любовь и является подобием религии, у нее нет никакого свода правил. И это дает людям полную свободу в их действиях. А это только звучит хорошо. На деле же подобный расклад может иметь сотню негативных последствий. Потому что отсутствие элементарных законов дает людям право на чувство собственничества, случайные измены, присвоение, унижение и запугивание своего партнера, необузданную ревность и прочие пороки человечества.
- А вот тут я бы с тобой поспорил, Эм. Что значит, у любви нет правил? Их более чем достаточно: быть верным, поддерживать своего любимого, быть на его стороне, не врать, заботиться о нем, стараться делать счастливым, не изменять, между прочим. Чем тебе не свод правил?
- М, это ведь совсем не то, Май. Не свод правил. Не то, что можно было бы им назвать. Это просто то_что_стоит_делать_в_любви. В христианстве есть Библия, в исламе — Коран, в индуизме — Веды, в буддизме — Тапитака. И так далее. Уголовный кодекс в обществе, коль твоей атеистичной душе будет угодно. Вот они, своды правил, которые должны регулировать поведение человека. А про любовь нигде и ничего не записано. Да человечество даже самой любви не может найти определенного понятия, а ведь философия существует со времен Древней Греции. Поэтому люди ведут себя так, как им показано в массмедийном пространстве. Их Библия — любовные романы. Их бог — смертный человек, возведенный в абсолют. Их иконы — фотографии. А меж тем, настоящему Дьяволу так легко спрятаться под личиной пастыря этой квазирелигии. Или даже в образе человеческого бога. Стоит лишь немного поменять шаблон, и люди будут принимать за любовь совершенно иные чувства: собственничество, аутофобия, страх социального несоответствия, похоть, желание иметь своего раба, зависть, злость и остальная компания смертных грехов. Любовь — это не просто квазирелигия. Это религия наоборот.
- Ну и что же ты тогда предлагаешь? - не выдерживаю, наконец, я. Эм смотрит рассеянно, словно забыл, что я тоже его слушаю. — Отрицать любовь? Бежать от нее, как от огня? Поливать грязью? Спрятаться в башне и ничего вокруг не видеть и не слышать? Знаешь, чтобы что-то судить, не мешало бы иметь попутно способ решения проблемы, по поводу которой ты возмущаешься. Ну так что ты можешь предложить бедненьким последователям квазирелигии?
- Не обращай внимания, - отмахивается Май. - Просто Эм у нас не верит в любовь и прочие вытекающие.
— Не говори глупостей, — огрызается Эм и нервно кидает взгляд на меня. — Я верю во всемогущего дядьку на небе, который подсчитывает наши грехи. Почему я должен не верить в любовь? Нет, это полезное чувство. Спасающее. Но оно не должно возводиться до уровня абсолютной квазирелигии. Или хотя бы должно ограничивать свое умение разрушать личность. Знаешь, вторая заповедь в Библии гласит: «Не сотвори себе кумира… Не поклоняйся им и не служи». Думаю, если любовь и можно поставить рядом с религиями, то она должна ограничиваться хотя бы этим правилом. Любовь не должна быть поклонением. Для этого уже придумали образы. Любовь — это, в первую очередь равноправие. А если один возводит другого до уровня настоящего бога — это уже болезнь. И ни к чему хорошему такое не приведет. Хуже только, когда один опускает другого до уровня своего послушника и раба, приравнивая себя самого к богу. Вот тогда действительно стоит бежать. Как можно дальше. И становится атеистом.

@темы: М., вслух.

- Знаешь, возможно, я бы хотела быть твоей сестрой. Старшей. Внимательной, требовательной, в чем-то даже немного строгой. Но доброй и любящей. Я бы сделала все, чтобы спасти тебя от этого ада в твоей груди, от ночных кошмаров, которые заставляют просыпаться с криком. От всего на этом свете, мой глупенький, младший брат. Да, точно, я бы наверняка была хорошей старшей сестрой. Такой, какими должны быть старшие сестры. Мы бы много шутили про нашу семью, смеялись по ночам, в тишине спальни делились секретами. Общая комната, общие мысли, общие воспоминания, общий кот. Я была бы такой сестрой, которые бывают в сказках. Которые ради брата в огонь, воду. Которые пальцы режут о крапиву. Которые с мечом наперевес идут в бой.
Что-то гадкое заставляет меня заткнуться и замкнуться. Горло сжимается, сердце предательски стучит где-то в диафрагме, заставляя ощущать боль в груди, глаза щиплет от подступающих слез. Ты склоняешь голову набок. Длинные светлые волосы рассыпаются по плечам. В холодных и льдистых глазах глазах я вижу жалость. и мне почти физически больно смотреть на тебя.
- Не говори глупостей, Шер. Ты для меня гораздо больше, чем сестра, жена, любовница, мать и еще кто-либо. Так зачем тебе нужно замыкать это в одно слово? Заканчивай с этим и начни уже, в конце концов, жить. Поверь, тебе понравится.
- Своей жизнь я предаю всех и вся, - шепчу я сухими губами. - Тебя. Ее... Делаю больно тем, кого стоило бы в первую очередь беречь в своей груди. Но вместо этого я становлюсь катастрофой, адом, атомной бомбой.
- Ой, не льсти себе, апокалипсис личностного масштаба, - смеешься ты, но так остро, что я чувствую, как от этого смеха открываются с треском какие-то старые раны. - Я бы еще поспорил, кто из нас двоих чей ад.
- Как преодолеть эти чертовы границы реальности, Эм? - из последних сил успеваю произнести я. И горло окончательно сжимает спазмом. И даже взвыть нормально не получается. Я сгибаюсь пополам и прижимаю к груди ладонь, будто это действительно может спасти меня от рвущейся фонтаном боли. Я пытаюсь закричать, но из глотки не вырывается ничего, кроме хрипа. По телу проходит судорога, заставляя меня обессиленно рухнуть на землю, прямо на колени. но я не чувствую физической боли, будто у меня вовсе нет тела больше. Я захлебываюсь своими слезами, чувствами, мерзкой , гниющей болью. И уже ничто не в состоянии остановить крушение моего персонального мира. Крушение моего персонального ада. Крушение меня.
А ты просто стоишь рядом и смотришь. Я пытаюсь разглядеть четче шрам на твоем лице, изгиб губ, холод глаз. Ты так спокоен, что я снова начинаю вспоминать, как необходимо дышать. Ты никогда не был и не будешь моим спасением от боли и кошмаров. Но без тебя, пожалуй, мой мир давно бы рухнул. А так он все еще жив, пусть и изувечен. Как, впрочем, и ты сам.
Мне просто нужно найти в себе силы снова встать с колен.
.
.
.
.
.
.
- Девушка, вы выходите на остановке? - ворчливо раздается над моим ухом. И даже наушники не спасают. Я вздрагиваю. Передо мной открытые двери автобуса, моя остановка. И чертов реальный мир.Трагедия, развернувшаяся в моей голове, не имеет здесь никакого веса. Не было никакого крушения, падений на колени и слез. И тебя, черт возьми, тоже не было.
Я торопливо киваю, бормочу извинения и выскакиваю из автобуса. Сапоги шлепают по зимним лужам. Мерзко. И сейчас бы пошло говорить, что на душе у меня такая же слякоть, но там выжженная пустыня.
- Почему ты думаешь, что наши обоюдные реальности не изувечат и не искромсают нас, делая совсем другими, уродливыми и неправильными? - спрашиваешь ты, поровнявшись со мной. Твои шаги я слышу даже сквозь музыку. Где-то здесь происходит надлом реальности. Или моей психики. Я не нахожу подходящего ответа для тебя, поэтому неловко молчу.
- Да не переживай, малая! - смеешься ты. - Все у нас и у вас будет хорошо. Мы еще победим эту чертову реальность.
Ты наклоняешься и на ходу целуешь меня в висок. Я вздыхаю. Будто у меня есть варианты, кроме как верить тебе.

@темы: М., война в моей голове.

Проснуться кое-как утром в ненавистной зимней мгле. Поднять свинцовые веки, оторвать себя от постели. Ненавидеть себя и будильник, материться мысленно на окружающих. Просить у вселенной ещё пять минут, чтобы забыться в сне, который спасает от чертовой реальности. А потом все равно просыпаться, ощущать, как реальность сковывает плечи.
Безвкусный дешёвый чай не помогает взбодриться и просто не помогает. Подавить в себе желание выблевать завтрак, внутренности и ядовитую боль внутри. Твердить "вдох-выдох, вдох-выдох". Сил быть сильней и просто быть не осталось, но продолжаешь чисто по инерции.
Надеть что-то приличное из одежды и личностей, чтобы людям каким-то комфортно было. Хотя на деле с себя даже кожу хочется снять, чтобы облегчить.
Холод подбирается на остановке, обнимает за плечи, бесстыдно лезет под одежду. До солнца ещё далеко. Люди похожи на птиц. И как бы близко они к тебе не подходили, все равно остаешься один.
А зимняя темнота не только снаружи, но и у тебя внутри. Неотъемлемая такая часть, жгучая. И ты ничего не можешь с ней сделать. Никакие костры не спасут. Зимой их просто-напросто не жгут даже ради таких уставших путников, как ты.
Провести день, как в стихах у Полозковой: "только мне трудно передвигаться и разговаривать, // и кивать своим, // и держать лицо, // но иначе и жить, наверное, было б незачем". Тщательно следить, чтобы улыбка в оскал не превращалась. Желание заорать и разрыдаться заменять сарказмом и сдержанным молчанием.
Музыкой глушить внутреннюю пустоту. Писать письмо никому и в никогда. Дремать в автобусах, прислонившись щекой с холодному и запотевшему стеклу. Искать в себе смысл и не находить. Никогда, чёрт возьми, не находить.
Память аккуратно стирать ластиком. Ампутировать чувства. Беречь слова. Прятать усталый взгляд.
Все у всех будет хорошо.
Только не трогай меня, не трогай.
В голове мешанина чужих стиховчувствправдмыслейличностейсмертей.
И продолжаешь улыбаться так надломанно и осколочно, что порезаться, кажется, можно.
Дома сончайкот. Нелепые попытки убежать от реальности и себя. Нелепые попытки подогнать себя под эту реальность.
Винишь во всем кого угодно, лишь бы не себя: зиму, сессию, глупых людей, неудачное стечение обстоятельств. А сам глушишь/душишь в себе больотчаяниезлость. И ждешь упрямо чего-то в этой темноте. Может быть весны. А может того, кто зажжет для тебя костры.

@темы: исповедь., пустое.

В некоторой республике, в некотором социалистическом государстве стоял на Лубянке дом. Там жил и работал полковник КГБ — Степан Дядькин. Был он карьеристом страшенным, активным партийным деятелем и вообще такой известной персоной, что даже старая генеральша Яга, которая руководила отделом особо секретных разработок, за руку с ним здоровалась. Жил он долго и счастливо в социалистическом государстве, да только была у Степана одна зазноба — безответно был он влюблен в майора Русалку, девушку бойкую, смелую да и перспективную, ибо работала она в том самом отделе секретных разработок.

Но случилось беда в доме на Лубянке — пропало новое их изобретение: фуражка-невидимка. И заподозрил в этом друг Дядькина, майор Соловьев, неприметного и тихого паренька-биохимика Ихтиандрина. Мол, продался он шпиену заморскому,Гулливеру Капиталловичу, и фуражку ему же и слил.

Посмеялся сперва над словами друга Степан, мол, посмотри, какой он неказистый и хиленький, куда уж ему двойным агентом-то быть? Только посмеяться посмеялся, но думу затеял нехорошую, ибо узнал от того же Соловьева, перед тем, как тот отправился командировку, что Ихтиандрин-то с Русалкой помолвлены. Ждал он только момента, чтобы счастливому сопернику отомстить — и дождался: несколько дней не появлялась в доме на Лубянке майор Русалка, и никто не знал, куда она подевалась. На Ихтиандрине лица не было — так он переживал. Даже говорили, к генеральше ходил за советом. Никто не знал, что сказала ему старая Яга, да только ничуть его слова ее не успокоили. Тогда и решился Дядькин совершить свое дело черное. Сказал он Ихтиандрину, что майор Русалка в заложниках у подлых агентов Гулливера,и грозятся они ее по частям в дом на Лубянке доставить, если Степан кому проболтается. А потому и просит он Ихтиандрина ему помочь. Поверил ему Ихтиандрин,и поехал он со Степаном на Москву-реку, где засели вражеские агенты. Да только едва они у реки оказались, в месте безлюдном, ударил монтировкой Сте-пан Ихтиандрина, привязал к ногам гири и в реку скинул. Пошел на дно несчастный биохимик, а Степан, довольный ревнивым своим злодейством вернулся в дом.

А тем временем майор Русалка ни в какую беду не попала, да ни в каких заложниках не побывала, ибо догадалась старая генеральша Яга, что предатель Родины, укравший фуражку, ни кто иной, как майор Соловьев. И послала Яга Русалку разобраться, что там да к чему. И вот, наблюдая за Соловьевым с напарником своим Горыниным, услыхала она разговор телефонный Соловьева и Дядькина. Пьян был Дядькин, да Соловью в грехе своем каялся. Затрепетало тут сердце девичье, не выдержала она известия, и оставив наказ Горынину глаз с Соловьева не спускать, кинулась она на Москву-реку, в место безлюдное, искать милого.

Ныряла она, да не могла до дна донырнуть, хоть и специальную подготовку проходила. Наконец, выбралась она на берег и горько заплакала. Но вот, видит она, рябью вода идет, и плывет кто-то издалека к берегу. И вот выходит на берег целый и невредимый, суженый ее Ихтиандрин. Только шарф свой, что обычно носил не снимая, потерял он где-то. Кинулась она к нему, да давай обнимать-целовать, да приговаривать: "Так боялась я, так тревожилась, что никогда больше мне тебя не увидеть". Улыбнулся ей Ихтиандрин и молвил так, на шею свою указывая: "Не плачь, не печалься, любимая. Что же мне от воды-то сделается? Я ведь человек-амфибия. Подобрали меня маленьким на полигоне военном под Семипалатинском, да в доме на Лубянке и вырос я. Вот теперь и пригодилось мне мое умение. Да только разговоры долгие вести нам некогда — спасать нужно фуражку-невидимку из лап супостата заморского!"

Рассказала тут ему Русалка то, что ведала, и отправились они брать Соловьева с поличным.

Прибыли они во время — связной Гулливера Капиталловича как раз убегал из дома с чудо-фуражкою, пока Горынин Соловьева вязал да созывал подмогу.

Помчались за ним Русалка и Ихтиандрин,а догнать не могли. Но тут преградила дорогу связному река глубокая. Не заметил он обрыва крутого, да в реку упал и потонул. Бросился тогда в воду Ихтиандрин и вытащил агента вражеского вместе с фуражкою. А там уже и наряд подоспел усиленный..

* * *


Постановил суд Соловьева за измену Родине, да связному за дела его черные, в лагерях сидеть годы долгие. А Степану Дядькину генеральша лично приказ об увольнении подписала, да и по ушам надавала — для верности. А Русалка и Ихтиандрин повышения по службе себе заработали, и закатили пир на весь дом, по случаю своей свадебки.

И я там был, водку ведрами пил — историю эту хотел позабыть, да не помогало...

Хоть "Прекрасная смерть" и не тотально фэнтезюшный рассказ, со своим оригинальным миром, но у него все же есть альтернативное строение вселенной.И чтобы не путаться самой, и не путать других, нужно попробовать его более-менее описать.

1. Мать Сущего.
Она не так уж редко упоминается в рассказе как высшее существо. Но при этом она не является неким божеством или вроде того.
Мать Сущего - это вселенская энергетика, которой в легендах придают хуманизированный образ. Но она куда более совершенно существо, обладающее своим разумом и в чем-то, возможно, даже характером.
Центр энергии Матери Сущего, ее разум находит в Первичном Хаосе, который людям привычней называть космосом. Она существовала задолго до Земли и будет существовать бесконечно после ее гибели. Энергия Матери Сущего распространяется не только на нашу Вселенную, но и охватывает множество других, параллельных нашей.
Можно говорить, что все существующие вселенные - это как бы сны, которые видит Мать Сущего. Благодаря ее огромной мощи эти сны находят реальное воплощение. Но Мать Сущего соотносится не столько с физической частью Вселенных, сколько с духовной. Мать Сущего является источником всех существующих душ. Души, которые есть у каждого предмета *грубо говоря - определенная энергетика* - это часть энергии Матери Сущего, нити, которые тянутся от ее разума ко всему, что существует. Без этих нитей самого предмета быть не может, то есть Мать его Сущего как бы не придумала. Любые ее мысли воплощаются в той или иной вселенной.
Сами же вселенные - это сны, которые когда-либо видела Мать Сущего.

2. Первичный Хаос (Колыбель Матери Сущего).
Это место, где находится сама Мать Сущего, основная ее часть, разум, который порождает другие вселенные.
Хоть эту материю привычней называть космосом, как таковой она не является. Это как бы подматерия, которая находится в космическом пространстве. Но при этом, Первичный Хаос не является некой вселенной. Туда нельзя попасть самостоятельно ни при каких условиях.
Вернуться в Первичный Хаос можно только после смерти (если это живое существо) или же полнейшего, почти атомного исчезновения (если это неживое существо). Энергия *или душа*, вернувшаяся в Первичный Хаос не может больше отправиться в физический мир и навсегда остается в Колыбели Матери Сущего.
Адепты культа Арс Фатрум не обладают настоящей душой, т.к. несут свое начало от Смерти, поэтому у них возможно вернуться в Первичный Хаос. Часть их разума навсегда остается в энергетическом поле вселенной, продолжая чувствовать.

3. Появление Вселенных.
Вселенные появляются из снов Матери Сущего. Т.к. Первичный Хаос *энергетическое пространство* и космос *относительно физическое пространство* не просто тесно связаны, а являются как бы двумя сторонами одной сути, они очень быстро взаимодействуют. Появившийся сон Матери Сущего, представляющий собой сгусток энергии огромной силы, быстро проходит сквозь тонкую мембрану между Колыбелью Матери Сущего и космосом, запуская во втором некие процессы преображения, из-за чего образуется новая Вселенная, уже физическая.
Если говорить несколькими словами, то сначала появляется энергетическая копия вселенной, которая, пройдя некие физические процессы, становится материальной. С человеческими идеями происходит нечто подобное - сначала они появляются, как нечто не совсем существующее, а после воплощаются в жизнь.

4. Жизнь и Смерть.
Эти существа присутствуют во всех вселенных.
Если говорить обще, то они являются детьми Матери Сущего. Это ее собственная энергия, которая отделилась от нее и была преобразована. Жизнь и Смерть не связаны с Матерью Сущего никакими энергетическими нитями, они являются автономными существами, пришедшими из Первичного Хаоса в физический мир. Они с легкостью могу путешествовать из вселенной во вселенную и между физическим и духовным миром. Количество энергетики, которую они включают, позволяет находится им в тысяче вселенных и миллиардах мест одновременной.
Хуманизированный образ Жизни или Смерти зависит от того, какое существо может увидеть их.
в земном мире Смерть чаще всего представляется скелетом в погребальном саване и с косой. Но те, кто реально видел Смерть, знают, что у нее всегда, при любых обстоятельствах будет твое собственное лицо, а не обглоданный череп. *В других Вселенных Смерть представляется по-другому*.
Жизнь же видится людям прекрасной девой с пшеничными длинными волосами и в голубом платье\накидке. Но своего лица она так же не имеет. Лицо жизни всегда будет лицом матери того, кто ее видит.
Основная работа Жизни и Смерти заключается в обеспечении правильной циркуляции энергии Матери Сущего в физическом мире. Жизнь протягивает энергетические нити в физический мир, закрепляя их на предметах, а Смерть, напротив, обрезает их и укладывает обратно в Колыбель Матери Сущего.
Жизнь и Смерть так же обладают разумом, но он куда более сконцентрированный, нежели разум Матери Сущего и контролированный. Оба эти существа легко могут общаться с теми, кто их видит. Так же они обладают набором человеческих чувств, которые помогают принимать им те или иные решения *например, создание культов*.

5. Боги жизни\смерти.
Боги так же являются частью энергии Матери Сущего, но с тем отличием от Жизни и Смерти, что они продолжают быть непрерывно связаны с ней, не имеют автономии.
Боги - это та же энергия Матери Сущего, но не привязанная к физической оболочке. Принесенная в мир Жизнью, она преобразовывалась либо самой Жизнью, либо же отдавалась Смерти,и она ее трансформировала по-своему *Смерть не имеет возможности приносить энергию из Колыбели Матери Сущего, но может ее изменять*. Таким образом появлялись боги, обладающие той или иной способностью. Боги плодородия, любви и прочего подобного - создания Жизни, боги же смерти, подземных миров, войны - дело рук Смерти.
Т.к. они не имеют физической оболочки, к которой можно было бы привязать нити энергии Матери Сущего, эти нити тянут за собой Жизнь и Смерть *они же являются автономной частью Матери, поэтому могут носить ее энергию, не обладая физическим*.
Боги могут взаимодействовать с Первичным Хаосом *например, забирать души в свои вселенные, а не отпускать в Колыбель (как это сделала Хель с душой Вильгельма)*, но сами не могу находиться там.
Боги отправляются в Первичный Хаос тогда, когда о них не остается никаких физических знаний *будь то мозг\память человека или же некое материальное упоминание,например Библия или какие-нибудь идолы*
Боги могут являться людям, поэтому об их существовании знают.

6. Фельрид. Песни жизни\смерти.
Фельрид - язык Хаоса. На нем разговаривают Жизнь и Смерть. По сути, это является звуковой имитацией энергии Матери Сущего. Фельрид можно назвать своеобразным кодом, передающим ее,т.к. энергия Матери сущего - это ее мысли, то есть нечто,несущее определенный смысл.
В отличии от земных языков, фельрид не имеет никаких грамматических и лексических законов. Т.к. он является интерпретацией энергии, его нельзя передать на письме *можно лишь записать примерную транскрипцию,но не сам язык, поэтому любое слово\песня, прочитанная вот так, не будет иметь никакого смысла*. Так же этот язык не имеет слов и определенных значений. Это больше набор звуков, который несет за собой определенный смысл, но не поддающийся расшифровке. Знание фельрида закладывается в человеке генетически*если он предок тех, кто уже знал язык* или же с помощью Жизни или Смерти.
Каждая песня несет свой определенный смысл и обладает силой. Они сочиняются Жизнь\Смертью и передаются богам, которые, в свою очередь, рассказывают их определенным людям. Когда человек\бог поет эту песню, он как бы раскрывает ее энергетический код, высвобождая силу, обладающую определенными качествами *высвобождение души, замедление времени, заморозка*. Смысл той или иной песни человек понимает на интуитивном уровне, но точно передать ее перевод не может, т.к. в голове возникают не столько слова, сколько смутные образы.

7. Арс Фатрум и Металиун Трай
Арс Фатрум - культ, созданный Смертью, чтобы облегчить ее работу и помогать людям умирать безболезненно во время каких-то катастроф, т.к. у самой Смерти не всегда хватает жалости помогать людям.. Легенда появления культа упоминается непосредственно в книге.
Металиун Трай - вымерший культ, созданный Жизнью. Во времена своего существования занимался оживлением несправедливо убитых и исцелением смертельно больных. Был уничтожен почти полностью еще до времен инкцизии. Охота на ведьм окончательно его добила. Уничтожение началось с того, что адепты этого культа принялись оживлять неорганические предметы для своей защиты *нечто вроде големов или контролируемого огня\воды*. Так же обычных людей крайне возмущал тот факт, что адепты Металиун Трай не хотели делиться секретами исцеления\оживления и помогали лишь избранным, тем, на кого указывает Жизнь. После смерти последнего адепта, Жизнь не захотела возрождать свой культ и души всех ее последователей отправились обратно в первичный Хаос.
История Металиун Трай начинается с погибшего младенца, нить которого Смерть потеряла, пока несла обратно в Колыбель Матери Сущего. Жизнь нашла ее, переплела со своей энергией и вернула младенцу. Когда он вырос, оказалось, что ребенок знает Марш, который проникает в его голову через связь с Жизнью, как через пуповину. Позже она выкупила у Смерти еще нити, отдав за них жизни других людей, и смогла создать культ.
У адептов Арс Фатрум как таковой души нет. Нити энергии Матери сущего протянуты сквозь них, но не привязаны. Чаще всего эти нити тянутся от богов или же самой Смерти *отвязанные ею нити, но оброненные и вросшие обратно в человека*. Поэтому, когда адепт умирает, его разум остается во вселенной, т.к. продолжает быть привязанным к чему-то, что осталось на земле *боги\Смерть*.
Адепты Металиун Трай после смерти не могли вернуться в Первичный Хаос, т.к. были неотрывно связаны с Жизнью. Но после их полного уничтожения, она вернула все нити Смерти, чтобы та отправила их в Колыбель.

8. Колыбельная и Марш.
Колыбельная - песня, созданная Смертью для того, чтобы обрубать нити энергии Матери Сущего *то есть убивает человека*.
Марш - песня, созданная Жизнью, которая привязывает нити к предмету\существу *то есть воскрешает человека*.
Изначально Колыбельная не имеет такого свойства, как забирать жизнь безболезненно. Она просто обрывала нити, чтобы Смерть их могла забрать. Человек умирал с теми чувствами, с какими и должен был.
Уже позже оказалось, что Колыбельная убивает так, как то чувствует тот, кто ее поет. Человек в умиротворенном состоянии или испытывающий искреннее сожаление оборвет нить без боли и страха, заставив человека чувствовать себя счастливым. Если же исполнитель наполнен злостью, ненавистью, страхом, то Колыбельная напротив будет приносить страдания, вызывать агонию, запирать человека в его собственных кошмарах. Т.к. звон колоколов вводил людей в своеобразный транс, успокаивал их нервы, Колыбельная очень тесно связывалась у Арс Фатрум именно с этим звуком, чтобы адепты не могли причинить человеку боль.
Марш вызывает у человека дикую боль *при рождении младенец кричит во многом из-за нее*. Это чувство сохраняется еще несколько дней, а потом утихает. Пока ребенок находится в утробе матери, он пронизан нитью ее энергии.
После воскрешения с помощью Марша человек очень долго не может вспомнить свою жизнь до смерти. Восстановление могло занимать до месяца. Некоторые детали так и оставались неизвестными, т.к. были уже отправлены в Первичный Хаос.
Первый оживленный Маршем предмет - глиняная фигурка для плачущего ребенка, которого мать, глава Металиун Трай, хотела развеселить.
Можно говорить о том, что эти песни, являясь очень сильной частью Матери Сущего, так же обладают определенным разумом и имеют свои желания. Именно этими желаниями и обусловлены создание армии живых предметов культом Металиун Трай и безумие Эрны и решение убить ни в чем неповинных людей *Марш желал воскрешать невоскрешаемое, а Колыбельная - неконтролируемо убивать, что они и продиктовали тем, кто первоначально воспользовался ими, не следуя кодексам.*

9. Дети культа Арс Фатрум (новое поколение).
Примерно за несколько лет до начала действий в книге начали появляться так называемые дети Арс Фатрум - дети, которые не имели родства ни с кем из адептов, но умеющие пользоваться Колыбельной, знающие ее без чьей-либо помощи.
Их можно назвать новым поколением Арс Фатрума, куда более совершенным. Поэтому все живущие главы уже имеющегося культа поставили своей целью уберечь этих детей и позволить им нормально жить.
Появление этих детей связано с тем, Смерть начала собирать энергию всех умерших адептов культа, которая оставалась в поле Земли, и подселять ее обычным детям еще в утробе матери. Детей Арс Фатрум можно называть своеобразной реинкарнацией предыдущих адептов. Преимущество нового поколения состоит в первую очередь в том, что они уже имеют определенный опыт, который заложен в них наличием разума других адептов.
Основной опасностью для детей культа может быть тот факт, что они будут склонны с психическим заболеваниям из-за огромного количества информации, которое имеется у них с рождения. Они могут слышать своеобразные отголоски мыслей прошлого хозяина разума и видеть во снах или видениях его воспоминания.

10. Бессмертие Эрны и управление сознанием.
Когда Хель пробила грудь Эрны на озере, она вытянула нить, связывающую Фогель с Матерью Сущего, и протянула через нее свою собственную, связав тем самым неразрывно свою жизнь и жизнь Эрны. Нить Эрны находит у Хель, поэтому богиня может убить девушку в любой момент, но не делает этого, т.к. ей нужен защитник Арс Фатрума. Да и сама богиня за сотни лет успела не только сродниться, но и влюбиться в Эрну. Поэтому на все мольбы девушки убить ее, Хель отвечает отрицательно, т.к. не представляет свое существование без Эрны *боги не отличаются особой эмпатией, зато полны эгоизма*.
Из-за того, что нить Хель не может оборвать никто, кроме Смерти, пока богиню совершенно не забудут *а пока жива Эрна - ее не забудут,вот такой вот замкнутый круг*, Фогель может обладать совершенным бессмертием.
Умение Эрны распылять своё сознание в первую очередь связано с тем, что нити, идущие от богов, несут в себе куда больший отпечатое энергии Матери Сущего, чем человеческие нити. Вместе со связью с Хель, Эрна получила и фактически прямой доступ к огромному источнику силы. Разница лишь в том, что боги не в состоянии развиваться, поэтому они не могут научиться черпать из этой силы какие-то новые способности. Эрна же, будучи по происхождению человеком, имела возможность развиваться и учиться контролировать тот потом силы, который к ней идёт. Т.к. души у неё нет, а нити, принадлежащие богам, путь и сильней, но тоньше, она могла вместить в себя огромное количество энергии, которая, переплетаясь с ее разумом, сознание, обрела форму совершенной эмпатии. И за сотню лет это умение преобрело определённую форму способности управлять людьми. Не только их физическим телом *это самая простая форма*, но и умением подселять в голову человека определённые идеи или же заставлять его что-либо делать, а потом стирать это воспоминание.
Говорить, что сила Эрны приближается к силе Матери Сущего или хотя бы к силе Жизни или Смерти - глупо, но она значительно превышает возможности многих богов.

11. Соотношения сил у различных существ.
Самым сильным существом, само собой, является Мать Сущего. Никто и никогда не сможет сравниться с ней по силе. Согласно легенде, если она когда-либо очнется от своего вечного сна, то все Вселенные лопнут, как мыльные пузыри, уничтожив все существующее, а Первичный Хаос настолько увеличится в размерах, что поглотит физический мир - космос. При пробуждении Матери Сущего останутся только ее дети - Жизнь и Смерть, но вероятней всего Мать Сущего со временем поглотит и их, пока не уснет обратно.
Следующие по силе существо - Жизнь и Смерть. В своих возможностях они равны, пусть и полюсно. Они совершенные существа, т.к. являются автономными частями Матери Сущего.
Боги и адепты культов примерно равны по силе, с той лишь разницей, что боги способны контактировать с Первичным Хаосом. Преимущество адептов культа в том, что они способны оперировать материальным миром, чего не могут боги. К тому же последние обладают только теми знаниями, которые заложены в них изначально и на большее развитие не способны. *исходя из этой концепции, никакие боги не могли иметь детей от людей, а все потомки богов - просто те, кого боги обучали или наделяли своей силой*.
Обычные люди отличаются своими способностями *включаю некоторые сверхъествественные* за счет того, насколько мощная нить тянется к ним от Матери Сущего. Так же, обычных людей способностями могут наделять боги или же сами Жизнь\Смерть. При желании последние могут делать людей даже сильней богов, с той лишь разницей, что люди не смогут обладать бессмертием.

@темы: М., моя околопоэзия.

16:59

этот мир до мурашек
сер.
не выходит дышать
опять.
не выходит уйти ко
дну.
я мучительно жив
сейчас.

этот мир так чертовски
зол.
я остаюсь навсегда
золой.
не выходит...

пусти.
прости.

я опять не спасу тебя.

этот мир саркастично
нем.
белый шум застилает
взор.
мне бежать наугад
вперед
и споткнуться об слово
"жить".

@темы: моя околопоэзия.

15:28

- Вообще-то, я умею отпускать. Вообще-то, я никогда ее особо и не любила. Вообще-то, я даже не уверена, что она существовала.
Ты улыбаешься. Ты киваешь.Ты знаешь все, о чем я думаю.
- Р., она была очень странной. Если была. Если бы безумию можно было бы дать тело, это было бы ее тело. Если бы у свободы был характер, это был бы ее характер.
- Ты множишь скорбь. Словно Р. уже мертва.
- Мертва.
Тишина звенит и делает больно. Мне хочется, чтобы ты сказал еще что-нибудь. Что-нибудь здравое, трезвое, приводящее чувства в порядок. Что-нибудь холодное, расчетливое, заставляющее заткнуться. Что-нибудь нежное, успокаивающее, позволяющее ровно дышать. Но ты молчишь. Тишина звенит.
- Я помню, что у нее был голос Арбениной.
Ты вздыхаешь.
- Я помню, что у нее были ледяные руки в царапинах, и мозоли на пальцах от гитары.
Ты протягиваешь ко мне руку и гладишь по голове.
- Я помню, как она тушила об меня сигареты и резалась о мои стихи.
Ты закрываешь мне рот ладонью. Твои глаза такие холодные и спокойные, голубые, льдистые.
- Я помню, что ненавижу ее. Я все помню, Эм.
- Разве?
- Это, вообще, было когда-нибудь?
Ты осторожно качаешь головой из стороны в сторону. Моя реальность опять смещается на свое место.
- Вообще-то, у меня все нормально с восприятием реальности. Просто иногда я помню то, чего никогда не было. Вообще-то, я всегда ненавидела Р. Вообще-то, ее даже не существовало.
Тишина обволакивает. Ты улыбаешься.
- Вообще-то, я надеюсь, что никогда не скажу о тебе того же.

@темы: исповедь., М.

23:16

Река.

Я увидел ее очень давно. Еще мальчишкой, когда чудеса действительно существовали.
Беззаботное, светлое детство. Синее небо. Бесконечно огромный мир. Вера, что все будет хорошо.
У нее был чешуйчатый, длинный хвост и заостренные зубы, обнажающиеся в нелепой улыбке.

Я лежу на кровати. Дома темно и тихо. Я ненавижу ночь. Мне тяжело заснуть. Обои на стенах со щелчками отклеиваются. Но я привык к этим звукам.
Мне не страшно.
Не страшно.
Не…
В глубине квартиры раздается неприятный звук.

Тогда у нее была удивительно прозрачная кожа. Я видел, как по тоненьким венкам бежала голубоватая кровь, пульсировало между ребер чудное, не похожее на человеческое, сердце.
И она позволяла мне на себя смотреть. Белесые большие глаза следили за каждым моим движением. Ее длинные, зеленовато-болотные волосы пахли сыростью, тиной и смертью.

Моя квартира все больше похожа на погреб. Или на могильный склеп. Зеленоватая плесень ютится по углам. Я ючусь под одеялом, стараясь не думать, не слышать, не существовать.
Где-то в коридоре снова раздается скрип и словно бы тихий всплеск воды.

Кожа ее мягкая, холодная, влажная. На тонкой, хрупкой шее размыкались красно-синие жабры.
Мелкие, острые зубы легко могли рвать плоть. Цепкие пальцы с прозрачными перепонками смыкались на шее.
Я мог только улыбаться ей.
Ее белые глаза были пустыми.

Я встаю с кровати. Под ногами чувствую мокрый ковер.
Я пристально вглядываюсь в темное пространство дверного проема. Взглядываюсь до боли в глазах. До ненависти к темноте.
— Что ты хочешь от меня? — шепчу я, и мой голос скрипит, как у столетнего старика. — Что еще ты хочешь отобрать у меня?
Скрип кажется мне почти грустным.
Но потом она смеется. Надломано, больно и остро. Мне тяжело не порезаться об этот смех.

Ее холодные руки всегда тянули меня ко дну. Она любила меня, поэтому стремилась утопить.
Издержки искренних чувств.
Мои теплые руки были сильней нее и настойчивей. Я так верил, что смогу отогреть ее и сделать нормальной, только бы дали шанс.
Издержки собственнических чувств.

В моей квартире холодно. От сырости тяжело дышать. Под ногами плёскает вода. В глубине квартиры слышится скрип инвалидного кресла моей возлюбленной.
Я выхожу в коридор, пытаюсь увидеть в темноте отблеск чешуи или металлических колес. И чем больше я смотрю, тем больше коридор становится похож на бесконечную взлетную полосу.

Я забрал ее у той реки.
Я усадил ее в это кресло.
Я дал ей возможность быть человеком.
Но быть человеком она не хотела. И продолжала меня пожирать.
Из-за нее моя квартира затянулась плесенью и тиной.
Из-за нее я больше не мог спать ночами, вздрагивая от скрипов ржавеющей инвалидной коляски и ее протяжных стонов и песен.
Из-за нее я умирал и усыхал на глазах.

Я на ощупь продвигаюсь по коридору. Склизкие стену, мокрый пол. Босые ноги режут обломки некогда волшебной серебряной чешуи, ставшей острой и каменной.
Ее кресло стоит в самом конце коридора, рядом с выходом. Мои глаза различают его только на расстоянии вытянутой руки.
Она сидит, опустив голову и занавесив лицо пожухлыми зелеными волосами. С длинного хвоста осыпается чешуя, оставляя неприятные язвы. Бывшая прозрачной, кожа стала плотной, серой, сухой. Тонкие пальцы судорожно обдирают обивку кресла.
Русалочий хвост конвульсивно дергается. Кресло тонко скрипит.
Она поднимает на меня белесые пристальные глаза и улыбается. Губы трескаются, и из них сочится прозрачная, вязкая жидкость.
Русалка протягивает ко мне изящную руку, будто умоляя о жалости. Мое сердце предательски сжимается от боли, и я почти касаюсь ее руки. Но различаю в темноте ее острые когти и свою посеревшую кожу, так похожую на ее.
— Чудовище, — едва различимо произношу я, отдергивая свою руку. — Ты только и ждешь подходящего момента уничтожить меня. Сожрать заживо. Утянуть в свой омут.
Я резко разворачиваюсь и бегу в свою комнату. Скрип ржавой коляски упрямо преследует меня. Я бегу от него, но он везде. Даже внутри моей головы.
Я хочу убежать от темноты, от этого кошмара, но свет включать нельзя – проводку замкнет. Все узнают мой секрет.
Дверь захлопывается. Скрип становится тише. Я пытаюсь перевести дыхание.
Нужно просто дождаться утра.
Потом все будет хорошо.
Все будет хорошо.
Все будет…
Скрип. Ее пальцы царапают дверь.
Я отшатываюсь и отхожу к кровати. Краем глаза улавливаю искаженное отражение в зеркале. Медленно поворачиваю голову и вижу себя. Серая тонкая кожа, натянувшаяся пергаментом на кости. Глаза темные, впалые, полные первобытного ужаса и безумия. Я нервно улыбаюсь. Губы трескаются. Из ранки сочится красная кровь.
Я заторможенно качаю головой. Нет, это не могу быть я. Это все шутки темноты. Я хватаю со стола зажигалку. Только с третьего щелчка появляется оранжевый язычок пламени. Тени причудливо пляшут по моему новому лицу и, словно издеваясь, делают его еще более уродливым.
Во мне вспыхивает ярость. Я бросаю в зеркало зажигалку, но этого мне мало. Я ударяю по нему кулаком. И еще.
И еще.
И еще.
И…
Мне хочется, чтобы зеркало превратилось в пыль.
Ей хочется, чтобы я превратился в ее реку.
Ей хочется, чтобы моя кровь стала такой же холодной.
Ей хочется утянуть меня в омут своими неосторожными руками.
Мне хочется жить как прежде и никогда больше не слышать скрипа инвалидного кресла.
За треском и звоном разбивающегося зеркала я не слышу, как дверь открывается, и коляска подъезжает ко мне. Только когда в поле зрения попадают два больших колеса и русалочий хвост, я замираю. Из рук торчат обломки зеркала. Ими же усыпан пол. Мое отражение множится в сотню раз. От этого некуда бежать.
— Зачем ты это со мной делаешь? — дрожащим голосом спрашиваю я. — Я ведь просто хотел тебя спасти. Спасти.
Она бережно берет мои руки и бесцеремонно выдергивает осколки, бросает их на пол, множа мое уродство.
— Это просто любовь, — говорит она, и белые глаза как никогда человечны. — Я дарю тебе себя. Бери или уходи. Прими или убей. Это был твой выбор. Ты сам себе выбрал смерть и темноту. Но ты можешь стать со мной единой рекой. Только позволь мне тебя утопить.
Острые зубы обнажаются в нелепой улыбке. Я закрываю глаза и кладу голову ей на хвост. В щеку врезаются окаменевшие чешуйки.
Хрупкое речное чудо, которое я привез домой в инвалидном кресле, веря, что люблю ее. Но я просто хотел, чтобы она была рядом.ю только моим достоянием.
Страшное речное чудовище, о котором слагались легенды многие веки, кои я, к сожалению, узнал слишком поздно. Она согласилась покинуть свой дом из любви к глупому человеку. И эта любовь с каждым днем все больше сжирает меня.

Это началось очень давно, когда я был еще мальчишкой. И, надеюсь, кончится скоро, когда мы станем единой мертвой рекой.
Издержки любви.


@темы: моя околопоэзия.

16:00

добро.

размышляя о цели своих действий, в голову невольно приходят строчки из песни Слот:
"если не ты, то кто?
если никто, то я.
если не я - за что носит меня земля?"
люди почему-то не понимаю, зачем делать добро.
"зачем ты кормишь бездомных животных, если их всех все равно не спасти?"
"зачем ты помогаешь людям с их проблемами, если всех проблем не решить?"
"зачем ты отстаиваешь права подвергающихся дискриминации, если от нее все равно не избавишься?"
и ответ на удивление прост: потому что это правильно.
не обязательно спасать весь мир. иногда достаточно самого крошечного проявления добра. покормить уличного кота. улыбнуться грустному человеку. обнять кого-то, кому плохо. объяснить, почему дискриминация кого-либо - это ужасно.
потому что если этим не займусь я, то, возможно, этим не займется никто. и нет, здесь нет никакой великой претензии и нарциссизма.
просто это правильно. и я верю, что мир\человека можно изменить.
зачем ждать, пока кто-то другой сделает доброе дело, если ты можешь сделать его сам? потому что это тяжело? ну да, тяжело. действие, вообще, всегда дается с большим трудом, чем пассивность.
я делаю добро не для того, чтобы покичиться тем, какой я герой, а просто потому, что если не я - то кто?
можно сколько угодно сетовать на то, какой ужасный и жестокий мир вокруг нас. но пока ты сам не встанешь и не начнешь его делать лучше, он таким и останется. потому что мир становится лучше только тогда, когда ты сам для него что-то делаешь.

@темы: вслух.

17:31

знакомьтесь, это Белладонна. и я выкопала ее незаконно из клумбы. та-дам.
чтобы она не чувствовала себя неуютно, я соорудил ей висячую подставочку.









@темы: М.

пригород меня встретил туманом. густым, белым. таким, что ничего не было видно. не очень-то дружелюбно.

но чем ближе мы подъезжали к городу, тем больше побеждало солнце. Питер решил опровергнуть рассказы о своей серости, кладя на щеки теплые лучи.

Теплый Питер. осенью. после летнего почтиснега в нем. удивительно же. и можно приравнять к одной из редкостных достопримечательностей.

а дальше все было очень быстро. только и успеваешь крутить головой из стороны в сторону, чтобы увидеть все, о чем тебе говорят. здания, опирающиеся на бесчисленные колонны, дворцы, храмы, подпирающие куполами небеса. поднимая глаза, ощущаешь себя бесконечно крохотным, незначимым, но все еще частью чего-то великого. сюда стоит приехать уже просто ради того, чтобы увидеть все величие царской архитектуры, потоптать каменные площади.

Воздух сырой, везде воды. почти Венеция, которой я грезила в детстве. множество мостов и мостиков.

бетономешалки, раскрашенные ромашками. грузовики, попавшиеся под руки граффитистов. наклейки на стенах. рисунок панды и воронов Лоры Зомби в подворотне. круглосуточные книжные магазины. аллеи, парки, фонтаны, скульптуры. глаза едва успевают жадно глотать все это, стараясь запечатлеть в памяти как можно точней.

но это не та жизнь. это не все. чтобы почувствовать Питер, нужно выйти в него вечером, когда стемнеет. в это время под вокзал выходят уличные музыканты и волшебно-необычные люди. чего только стоит великолепная уличная группа с парнем, играющим на джембе, мягкой гитарной музыкой и волшебным голосом с песнями сплин.

"Сколько лет прошло, все о том же
Гудят провода,
Все того же ждут самолеты.
Девочка с глазами из самого синего льда
Тает под огнем пулемета.
Должен же растаять хоть кто-то..."

и много-много людей на самокатах. удивительно. и парень с татуировкой на лице, как у мужчины из фильма "по контуру лица".

люди в Питере, кажется, совершенная отдельная тема. они так похожи на брестских, но есть что-то особенное, чуть более легкое и дружелюбное. так нелепо восхищаться этим, но когда ты улыбаешься людям, они отвечают тебе тем же. без мук, недовольств. без взгляда "какого черта ты тут лыбишься мне?". и даже машут тебе в ответ руками. это почему-то согревает. вдоль берегов рек, прямо на траве, вооружившись термосами, сидят ученики-художники, рисую парки и воду.

Екатериниский дворец поражает своим величием с самой первой минуты, когда ты туда заходишь. хочется закрыть глаза и просто раствориться, остаться здесь навсегда, духов\призраком\отблеском чего-то столь вечного и прекрасного. и дело даже не в сто килограммах сусального золота, ушедшего на комнаты этого дворца. виной всему это историческое, вечное величие, где ты все такой же маленький, как под небом. картины на потолках, уходящих вверх на метры, колонны, ангелы, скульптуры.

а Янтраная комната... впору же было рухнуть от синдрома Стендаля. сердце колотится быстрей, а дыхание замирает где-то между вдохом и выдохом. остается только смотреть, смотреть, смотреть. и поглощать эту энергию прекрасного, жить ею, растворяться в ней. и плевать, если честно, что это копия того, что было расхищено немцами в годы великой отечественной войны.

в Питергофе, на закрытии фонтанов, на мгновение охватывает паника: казалось, что туда стеклось несколько тысяч человек. но потом вспоминается, что рядом со мной те люди, с которыми я всегда буду в безопасности. главное не выпускать руки, которая крепко сжимает и тянет за собой. играли в безысходные слова. было очень холодно. поэтому решили сделать развод мостов очередным поводом еще раз вернуться в Питер.

как и множество тех музеев, что мы видели, но не смогли посетить. музей средневековых пыток, музей механических моделей да Винчи, музей современного искусства. а вот там даже есть музей секса, что вызывает недоумение и любопытство одновременно.

что, вообще, касается этой темы, то в Питере все предельно честно. сексшопы на главных улицах с логотипом в виде Пяточка с бдсм-кляпом и скромными, завуалированными подписями "магазин для влюбленных", "магазин для укрепления семьи". объявления с предложением недвусмысленного отдыха почти на каждом шагу кроме, разве что, особенно туристических мест. и вот это уже вызывает долю отвращения.

Эрмитаж в очередной раз поражает своим великолепием и грандиозностью. нам сказали, что для того, чтобы обойти весь Эрмитаж, нужно как минимум дня три. и очень жаль, что нам дали всего два часа для его посещения. мы успели дойти всего лишь до Рембрандта и его Данаи.

почти везде было очень много азиатов. но это не вызывало никакого раздражения. они скорей создавали очень положительное впечатление. они забавно фотографировались на фоне достопримечательностей, заставляя невольно улыбаться и умиляться их жизнерадостности.

поскольку я давно хотела побывать на старинном кладбище, поехали к часовне Ксении Блаженной. и это было как раз то место, которое я хотела увидеть: бесконечные дорожки, высокий лес, тишина почти оглушающая, молчаливые скульптуры мраморных ангелов, чуть заросшие мхом. все в лучших традициях готических сказок. *и да,это действительно странно - прогуливаться по кладбищу в целях эстетики и архитектуры*. но это было не только красиво, но и больно. ужасающе больно. разглядывая памятники в глаза бросались самые искренние признания, семейные могилы, где все погибли в один день, могила ребенка, который успел прожить всего четыре месяца, со спящим ангелочком на ней, разрушенные и заброшенные могилы. от этого вида совершенно внезапно захотелось согнуть пополам и взвыть, заплакать. эмпатия к мертвым, чтоб ее *но нужно держать лицо, да*

провожал Питер нас хмурым небом. будто ему не нравилось, что мы уезжаем. будто он не знал, злиться или плакать. но на прощание все-таки улыбнулся последними солнечными лучами.

и уезжала я с совершенной уверенностью, что еще обязательно вернусь в этот город. сама или с кем-то. но мы еще увидимся, Питер-никотин. я обещаю. и люблю тебя.

а еще в Питере потрясающе вкусное мороженое *я должна была это сказать*.











@темы: исповедь., осколки жизни.

Дженни никогда не верила в сказки про всякие долго и счастливо, предпочитая им быстро, больно, но ярко.

Она ребенок, но все пророчат ей вырасти в самого лучшего самоубийцу.

Дженни рисует русалок и мертвых птиц. На кухне пахнет маминым яблочным пирогом. Маки в аккуратной вазочке еще не раскрыли своих головок. Проглядывающиеся красные лепестки похожи на кровавую рану. Дженни чувствует родство с ними.

Она красит волосы в голубой акварелью. Зажигалка тихонько чиркает, освещая на мгновение ее бледное, веснушчатое лицо. Огонь опаляет волосы, облизывая кожу. Волосы Дженни все время пахнут гарью, как бы она ни пыталась их состричь.

Дженни рисует маки и мертвых птиц и прыгает с небоскребов.

Она столько всего прочитала о реинкарнации, что может уже вести лекции. Но пока ее единственными слушателями являются бездомные коты, которых она кормит.

Дженни хочет быть кошкой, но в какой-то из теорий эта становится невозможным.

На кухне пахнет маминым вишневым пирогом. И Дженни ненавидит вишню. Маки раскрыли свои головки и заплакали алыми лепестками. И Дженни ненавидит маки. Мама зовет ее пить чай. И Дженни ненавидит себя.

Сотни книг о реинкарнации так и не дали понять, что же здесь, черт возьми, происходит. Дженни презирает маки за мимолетность их жизни, которую ей не удается достигнуть.

Дженни рисует кошек и мертвых птиц, привыкает называть себя тварью и снова и снова прыгает с крыш. Снова и снова. Снова и снова. Ее жизнь не может замкнуться.

Она смотрит на него в автобусе. За эти пятьдесят девять секунд все теории реинкарнации теряют свой смысл. Как и сама Дженни.

Она рисует его профиль и необъятные маковые поля. Ее волосы все еще пахнут гарью, а бесчисленные мертвые птицы зовут за собой вниз с многоэтажек. Но это уже не важно. Больше — не важно.

Дженни знает его уже, кажется, добрую сотню лет.

Когда она видит горящую многоэтажку, способ заткнуть свою жизнь приходит в голову как-то сам собой. Нужно лишь обнулить этот цикл.

Мертвые птицы застревают в клетке ее ребер.

Дженни смотрит на огонь и раз за разом повторяет себе, что ангелом быть непросто. Но она уже знает, как.

Дженни с нежностью смотрит на маки. Сегодня они особенно похожи на ее боль. Когда огонь касается порезанных пальцев, Дженни прекращает ощущать запах гари на волосах и крики мертвых птиц.

Ангелом быть непросто даже с третьего раза, но у Дженни все-таки получается.



@темы: моя околопоэзия.

19:33

котик.

котик во многом сплагиачен, каюсь. майка мужская.



процесс:



итог:



@темы: М.

- как-то раз я пытался убить человека. с того момента прошло уже много времени. я до сих пор вижу его каждый день. в зеркале.

@темы: М., война в моей голове.

14:50

ночь. ты сидишь на кухне. ты пьешь чай. а голову пронзает одна очень острая и странная мысль: "я хочу домой".
ты трясешь головой, отгоняя ее. ну что за бред? ты ведь уже дома. вот стены, вот пол. там твоя постель, твой стул, твой стол.
но ты снова думаешь: "я хочу домой".
ходишь взад-вперед, пытаешься найти свое место. но его нет. не в этой квартире.
стоит думать о том, как плохо же тебе жить здесь,если даже спустя столько лет ты не можешь назвать это место домой.
душа рвется на части, кричит, воет, просится в это самое таинственное "домой". но никто не знает, где же ее дом. даже она сама. может,этого места вообще нет на земной карте?
думая, что ты заранее обречен, ты просто сидишь на кухне и пьешь чай. остывший и безвкусный. душишь свою душу, ее отчаянные крики.
- наше место здесь, наше место здесь. заткнись. ну пожалуйста. мы уже дома. вот стены, вот пол. там моя кровать, мой стул, мой стол.
ты довольно киваешь и отхлебываешь чай. но сразу же думаешь "я хочу домой".
но сил искать этот дом нет. ты правда веришь, что его не существует.
но каково же будет всю жизнь прожить на чужом месте? скажи, ты согласен на это?
просто поверь, что где-то есть дом, где тебе залечат все раны, и отправляйся на поиски.

@темы: исповедь.

15:26

Я не добро, я не зло
Я момент, когда нас унесло
Я в наличии, я условность
Я паническая атака, которую ты словишь
Если я не галлюцинация, то я просто сон

Под скоростью лететь к тебе в гости
Эти лопасти нас не отпустят
Если мы уснём вместе, то я не проснусь
Мой внутренний космос не выдержит перегрузок
Я лишь сгусток, я безвкусная музыка
Я пустой кузов или твой груз
Я гнилое искусство
Я не настоящий, я искусственный
Я лишь ощущение присутствия
Я тот, у кого руки трясутся
Просто не суть, просто несусь
Астероидом, играя не свою, а чью-то забытую роль
Я рой пчёл в этом улие
Я последняя пуля в обойме
Я тот, кем не будут довольны
Я путь домой, я забытый герой кинофильма
Я незаметный, потому что ко мне вы привыкли
Я отрывок из книги, я стихший за окном вечер
Я пустота, я бесконечность
Я изменчивость, я молчание
Я твоя речь, я лишь символ из алфавита
Я волна света, я звук в твоём плеере
Я пыль от колёс, я вторая полоска
Я неоднозначность, двусмысленность
Я смерть и зачатие истин, я часовой механизм
Я обратный отсчёт, прежде чем идти вниз
Я во всём, и "я" жаждет диссоциации
Я километры дистанции, я твой последний шанс
Я дрожь и мурашки
Я тот, от кого ты бежишь и кому ты отдашься
Я одышка
Я то, с чем тебе свойственно соглашаться
Я сумасшествие
Я один и я вместе, я свобода я действие
Я нет, и я здесь, я редактор и я газета
Я признание в любви на твоих стенах,
Я скуренное сухое растение
Я твой несуществующий лучший друг
Я немая растерянность
Я стерильная грязь, я путь сефирот и арабская вязь
Я связь с высшим
И я в твоём телефоне
Я понятен как никогда, но не понят
Я твой ужин, твой голод
Я совесть, я тлен
Я болтик системы и твоё эго ощущает эффект
Ветра эмпатии, ветра перемен
Снег там, где нас нет
Дело к весне
Давай будем мы
Давай будем мы
Просто моего настоящего я во мне уже нет...



22:58 

Доступ к записи ограничен

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра